В начале была мысль

Рассказ

Придя в себя после потрясения, Густав ещё раз проверил все расчёты. Ошибки не было. Он знал, что никакой ошибки нет. А так хотелось, чтобы она была.
— Итак, — размышлял вслух учёный, — Действительно, получается, что по образу и подобию…
Говорил он хриплым шёпотом выжившего из ума старика. Но Густав не был стариком. Гению совсем немного не хватало до тридцати.
Он вытряхнул из пачки последнюю сигарету и, не глядя, начал шарить рукой по столу в поисках зажигалки. Расфокусированный взгляд Густава, казалось, прилип к чему-то, что находилось за давно немытым оконным стеклом. Рука так и не находила зажигалку, но, похоже, это его не сильно беспокоило.
— По образу и подобию… – снова, едва шевеля губами, невнятно повторил он, не отрывая взгляда от чего-то за окном.
Резкий звук — от упавшей на пол пепельницы, которую он всё же смахнул со стола, пока искал зажигалку, вернул, наконец, его в повседневную действительность.
Он бросился собирать рассыпавшиеся окурки, не заметив, как вместе с ними в пепельницу отправилась неприкуренная сигарета, которую он держал в руке.
Он уже заканчивал уборку, когда сзади него приоткрылась дверь, и «лошадиная» физиономия в старомодных очках просунулась в кабинет.
— Что это у тебя тут так бабахнуло? – спросил очкастый.
— А, это ты, – глянув через плечо, недовольным тоном среагировал Густав на появление лаборанта и, отвернувшись, продолжил свои манипуляции веником.
Очкастый, быстро просканировав взглядом кабинет, убедился, что Густав один и, не спросив разрешения, буквально просочился в приоткрытую дверь.
Когда-то они вместе поступали в Университет. В первые годы обучения и беспробудного пьянства они даже шли, что называется – ноздря в ноздрю. Целый год, по очереди, ухаживали за одной девицей, которая, в конце концов, вышла замуж за какого-то сопляка, о существовании которого они узнали только на свадебной вечеринке, но… Но, на сегодняшний день между Густавом и Марком пролегала пропасть, размеры которой способен постичь, ну, разве что физик-теоретик – семи пядей во лбу. Это была не пропасть, а бездна!
— Маркуша, ты ещё не бросил свою дурную привычку? — спросил Густав, закончив, наконец, борьбу с последствиями падения на пол переполненной пепельницы.
— Ну, как тебе сказать… – неопределённо протянул Марк, располагаясь в кресле напротив присевшего отдохнуть Густава.
— Так, изредка, когда фантазия разыграется, — продолжил он. — Ну, или ещё — кино какое-нибудь, сиськами перегруженное, посмотришь.
— Да пошёл ты! Я про курево хотел тебя спросить!
Среагировав пошлым смехом на свою неудачную шутку, Марк достал из кармана халата и небрежно бросил на стол пачку дорогих сигарет.
Приподняв одну бровь, что должно было дать понять Марку, что шутка с сигаретами – куда эффектнее предыдущей, Густав протянул было руку к пачке, но лицо его вдруг изменилось, и вместо того, чтобы достать сигарету, он ткнул указательным пальцем в сторону вздрогнувшего от неожиданности Марка и спросил:
— Маркуша, а ты помнишь «заговор ублюдков»?
По лицу Марка было видно — он уже не рад, что пришёл. Его резко побледневшее лицо выдавало человека нервного, слабого и ненадёжного.
— Ну, ты нашёл, что вспомнить… – бесцветным голосом произнёс он и опустил глаза.
На щеках Густава, наоборот – заиграл румянец, и он снова ткнул в бывшего однокурсника пальцем.
— Но ведь сработало! Сработало ведь! Да?! – почти перешёл на крик Густав.
— Да ты знаешь, сколько по всему миру таких совпадений? – тоже повышая тон, спросил Марк.
— Знаю! Теперь я не только это знаю! Я теперь знаю, как… как спровоцировать, ну, например… например…
Он замолчал, и его, всего секунду назад, такое подвижное лицо, стало напоминать маску дебила, с полным отсутствием мимики и каких-либо эмоций. Даже рот слегка приоткрылся. Но это продолжалось какие-то секунды. Правда, Марк, глядя на старого приятеля, успел за эти секунды здорово перепугаться.
Он уже хотел окликнуть Густава, когда тот сам неожиданно вынырнул из этого состояния. Теперь его взгляд был остр, осмыслен и холоден. Он точным, уверенным движением взял из пачки сигарету, не задумываясь, достал из кармана зажигалку, которую перед этим искал на столе и, громко щёлкнув пьезокристаллом, прикурил.
Марк, зная, что сейчас гения лучше не беспокоить, тихо сидел, вжавшись в кресло, и откровенно жалел самого себя, время от времени попадающего под горячую руку приятеля.
Видимо, ударная доза никотина вернула Густава на Землю окончательно. Резким движением он смял в пепельнице то, что за три – четыре секунды осталось от сигареты и, шагнув из облака табачного дыма в сторону компьютерного стола, взял пачку распечатанных принтером бумаг. Мельком глянув на строчки символов, он загадочно улыбнулся и плюхнул бумаги на стол, прямо перед Марком.
— Ничто не случайно, Маркуша, — снова перейдя на зловещий шёпот, которым обычно разговаривал сам с собой, сказал Густав.
— Ничто не случайно! И «заговор ублюдков» – это был, своего рода первый в моей жизни эксперимент, с которого началось исследование… Исследование, результаты которого ты видишь перед собой.
— Что всё это значит? – спросил дрожащим голосом Марк.
— Это значит, Маркуша, что я могу спровоцировать аварию на атомной электростанции, а могу превратить Землю в райский сад! Вот, что это значит!
— То есть?
— То есть, Маркуша, либо мы имеем — «заговор ублюдков» всепланетного масштаба, либо начинаем творить чудеса, подобно ангелам. Вот, что это значит.
Осторожно подбирая слова, Марк сказал:
— На тебя произвёл сильное впечатление результат того идиотизма, который мы, будучи жестокими ублюдками, называли заговором. Даже по прошествии стольких лет, ты не можешь забыть ту картину, да? Я сам помню весь этот кошмар, но ведь на этой оживлённой магистрали, отделяющей здание Университета от грешного мира, каждую неделю кого-нибудь сбивала машина. Ты помнишь? Помнишь, до того как был построен этот ультрасовременный надземный переход, студенты регулярно попадали под колёса? Ты же помнишь?
Густав кивнул. Не спрашивая разрешения, он достал из пачки, оставленной Марком на столе, ещё одну сигарету. Прикурил.
— Да, я помню. Но ещё я помню, что почти все участники заговора стали свидетелями того ужасного зрелища, когда — когда проф Гнида был разобран на запчасти двумя грузовиками.
Густав заметил, что Марк опустил глаза.
— Да, Маркуша, я помню, что всё происходило именно так, как того пожелала пьяная компания, называвшая себя оппозицией этого жестокого и бесчеловечного профессора, имя которого никто не вспомнит. Да что там имя! Даже кличка, которой он так гордился, стала запрещённым на территории Университета словом!
— И — слава Богу, — тихо сказал Марк.
— Что ты сказал?
— А? Да, так, ерунда… А что в этих расчётах?
— Подожди! Ты помнишь, что свидетелями гибели профессора были все, кто называл себя «ублюдками»? Помнишь, что отвертелся, если так можно сказать, только…
— Да уж, Вонючке повезло, — перебил Густава Марк, назвав за него кличку бывшего сокурсника, — пока тот хоронил мать… Он же, кажется, на похороны матери уезжал?
— Да, Маркуша, пока он хоронил мать, Университет хоронил профессора. Но разве тебя не удивило тогда, что если что-то из ряда вон выходящее и случалось в Университете, то никто никогда не располагал полной картиной?! Всё время – какие-то отрывочные сведения. Слухи. Враки. А тут! А тут все наблюдали материализацию своей, можно сказать — материализацию своей мечты!
— А почему такое столпотворение было в тот день на ступеньках Университета, а? – спросил Марк.
— Сейчас это не важно! – Густав отмахнулся от приятеля. – Сейчас важно другое! Даже если народ столпился около какого-то важного объявления, они всё равно пришли посмотреть на смерть профа! Вот, что важно, Маркуша!
— Да откуда у тебя такая уверенность?!
Густав указал взглядом на бумаги.
— Всё здесь.
— Так ты что, все эти годы занимался тем, что смаковал этот кошмар, что ли?! – с ужасом в голосе спросил Марк.
— Да нет, же! Я вспомнил профа только сейчас, ну, когда увидел тебя.
— Спасибо…
— Да брось ты! Из всех «ублюдков» в Университете остались только мы с тобой. Я увидел тебя и…
— Ладно, — оборвал его Марк, — что с этими бумагами?
— Слушай, Маркуша! Только не подумай, что я держу тебя за… дауна какого-нибудь, но объяснять я тебе буду школьный курс физики.
Он вопросительно посмотрел на Марка. Тот развёл руками, мол – что поделаешь, мой уровень знают все.
— Значит так, – по голосу Густава было заметно – он сел на своего конька. — Начнём с грубой материи.
Он некоторое время разглядывал лицо Марка, видимо подразумевая, что материи грубее он не видел.
— Например, твоя, Маркуша, противная физиономия состоит из клеток, которые, в свою очередь, построены из молекул. Надеюсь, ты не станешь этого отрицать?
— Ни в коем разе!
— А молекулы, как известно, состоят из атомов. Ну, а строение атома известно каждому школьнику, да?
— Ты же знаешь, я в школе не учился, — попытался пошутить Марк.
Сдвинув брови, Густав продолжил:
— Частицы, из которых построен атом… — Густав неожиданно замолчал и, посмотрев на Марка, неуверенно спросил:
— Надеюсь, ты не станешь отрицать, что оболочки атомов всех веществ состоят из электронов?
Видимо он решил, наконец, поиздеваться над товарищем, который считался в Университете непревзойдённым остряком.
— Обещаю тебе, что не стану этого отрицать! – торжественно произнёс Марк. — Ну и?
— Ну и, когда мы наблюдаем в электронный микроскоп пульсирующий кисель атома, мы видим не только движение всех этих электронов, которые и состоят из короткоживущих частиц… Мы наблюдаем, Маркуша, реализацию величайшего плана!
— Да ты, никак, в религию ударился? – удивлённо спросил Марк.
— Засохни, Маркуша! Все эти частицы, о которых так любят поговорить ничего в этих частицах не понимающие теоретики. Они… Ну, как бы это правильнее сказать-то? Короче, их нет!
— Удивил! – съехидничал Марк.
Не обратив внимания на шпильку Марка, Густав продолжал:
— Скорость движения электронов, вращающихся вокруг ядра атома, настолько велика, что эта ничтожно маленькая частица успевает создать иллюзию действительно существующего атома, — то есть… – Густав задумался, подбирая сравнение.
— Ну, это как, если бы ты в темноте вращал по кругу прикуренной сигаретой, её огонёк создавал бы иллюзию круга, да? Понятно? – он вопросительно посмотрел на Марка.
Дождавшись, когда тот кивнёт, Густав продолжил:
— Протоны и нейтроны точно так же поддерживают иллюзию существования ядра атома. Надеюсь, ты это помнишь? – снова спросил он Марка.
— Ну, ещё бы! – сказал Марк, по лицу которого было видно, что в своё время он, как и все, кому доводилось окунаться в эти глубины науки – был поражён этим парадоксом.
— Так вот… – продолжал Густав, удовлетворённый ответом приятеля. – Все эти протоны, нейтроны и электроны, мать их так, в свою очередь состоят из субатомных частиц, которые и представляют собой пустоту или, если быть точным – волну. Структура всего, что мы с тобой сейчас видим, Маркуша, представь себе – волновая!
Он некоторое время рассматривал Марка, ожидая реакции на свои слова, но тот, судя по всему, принял его молчание за театральную паузу. Чтобы не сбиться с мысли, Густав продолжил:
— Ну, это как радиоволна! Как физический объект она не существует…. Ну, ты же пощупать её не можешь, да? А радиоприёмник, эту волну уловивший, запросто транслирует физическое доказательство существования радиоволн, которое мы называем звуком, да?
— Ну. И что?
— А то, что звук уже может совершать работу.
Вдруг, Густав закрыл глаза, и какое-то время пребывал в состоянии, знакомом каждому. Он пытался сосредоточиться.
— Ладно, — наконец заговорил он, — что-то я отвлёкся! В какие-то дебри полез…
Марк хотел что-то сказать, но Густав остановил его жестом и продолжил:
— Субатомная частица не живёт долго, это сбивало с толку не одно поколение исследователей. Да и не то они искали, если честно. Но другая частица, мгновенно формирующаяся в месте резонанса волны, создаёт иллюзию непрерывного существования атома. Вот о чём я.
Да и это не столь важно! А важно, что структура частиц — вол-но-ва-я! А природа этой волны и есть – причина всего существующего. И не только. А даже того, что ещё и не знает о том, что скоро будет существовать. Будущее, Маркуша – это волна! А источник волны…
— Да, вот об этом я только что и хотел тебя спросить. Что за источник?
Густав, до этого мерявший шагами кабинет и сопровождавший свою речь жестикуляцией, тяжело опустился в кресло и, посмотрев на Марка «страшным» взглядом, тихо произнёс заговорщицким голосом:
— Источник – мы. Люди, то есть.
У Марка даже челюсть отвисла от неожиданности.
Они долго рассматривали друг друга. Густав видел, что Марк ищет слабое звено в его теории. Но он знал, что Марк не найдёт это слабое звено.
— Постой, постой, но ведь нас кто-то же должен был сотворить?! А то у тебя получается, что мы тут, понимаешь, этакие… созидатели Вселенной, а нас самих-то кто создал?
— Мы же и создали.
— То есть как это? А что появилось раньше – курица или яйцо?
— Ни то, ни другое, Маркуша.
— У тебя жар.
— Да нет, — спокойным голосом сказал Густав. – Процесс этот бесконечен… Ну, про бесконечность слышал, наверное?
— Не издевайся.
— А я и не издеваюсь. Мы трансформируемся. Видоизменяемся. Наши предположения о мироздании трансформируются вместе с нами.
На генетическом уровне мы получили от своих предков и передаём потомкам информацию о способности воссоздавать этот мир. Он не сотворён, как сказано в Библии, а происходит… Происходит постоянно! А мы являемся одновременно и творцом, и творением!
Параллельно с этим мы строим космические корабли, телескопы и находим доказательства правильности своих теорий, которые на самом деле и есть – мысль, созидающая и пространство, и время, и нас самих, Маркуша, созидающая. Вот.
— Послушай… Я, конечно, понимаю, что мой вопрос прозвучит, как — как какая-нибудь глупость, но я не могу его тебе не задать.
— Что там у тебя?
— В таком случае получается, что было время, когда Земля была плоской, а Солнце и Луна вращались вокруг этого диска, который покоился на…
— Вполне возможно. Очень даже может быть, что Небесная Сфера, когда-то, действительно была самой настоящей сферой, на которой и заканчивалась фантазия неразвитого мозга. Но не об этом я хочу тебе поведать! И не о том, что деревья со временем уменьшались, чтобы их легче можно было использовать, а воплощённые кошмары, я имею в виду всяких там динозавров – исчезали, или вымирали…
Густав неожиданно замолчал и, рубанув рукой воздух, рявкнул:
— Да не о том мы с тобой говорим!
— Прости, это я тебя отвлёк.
— Да ладно тебе! Я сам… Понимаешь, ребёнок ведь тоже до какого-то возраста себя не осознаёт. Я думаю это потому, что он ещё не оформился как творец! — Густав говорил, говорил, но Марк, похоже, уже не слушал его.
— Послушай, а эту твою теорию, можно её как-нибудь опровергнуть? Я понимаю, что ты гений и не было за последние семь лет ни одной недели, чтобы тебя не показали по «ящику», но… Но, страшно как-то от осознания всего этого!
— Да я же сказал, что всё трансформируется. Когда человечество станет созидать сознательно, а не как сейчас, оно просто не будет нуждаться в этой теории. Всё будет так же естественно, как — как дыхание. А зачем тебе понадобилось её опровергать?
— Ну, понимаешь, а вдруг мы столкнёмся сейчас с новым видом… с совершенно новыми видами терроризма, например.
— А почему именно терроризма, а не с новыми видами строительства светлого будущего, а?
— А потому, что проф, которого мы ухлопали, мог бы нашими, так сказать, молитвами, стать человеком, а мы – пожелали ему смерти. Вот почему я так думаю.
— Так ты всё-таки верил в «заговор»?! Вернее, в его силу. Верил, да?!
— А кто не верил-то?.. Я даже думаю, что Вонючка поверил сильнее всех.
— Это как же?!
— А я думаю, да и тогда думал, что он все свои ментальные усилия направлял на тот объект ненависти, который ненавидел по-настоящему. Вот она и скончалась.
— Она – это его мать? Скорее всего – ты прав. Мы убиваем прежде всего тех, о ком думаем, а проф Гнида был равнодушен к Вонючке и, насколько я помню, ни разу его не терроризировал. Но нашей массы хватило…
— О какой массе ты говоришь?
— О критической массе. Ну, вот если сейчас все начнут думать о террористе номер один, зная, естественно, весь его распорядок дня…
— Я понял. Но ты представляешь, что, в таком случае… что такое — телевизор?! Подумать страшно!
— А мне не страшно. Большая часть, а если быть точнее – девяносто семь процентов населения этой планеты – балласт. Потребители. Ну, они создают, конечно, всякую хрень, потребителями которой — сами же и являются, но… Их надо было как-то изолировать от всего, на что они могли бы повлиять. Вот для них и был придуман так называемый «ящик для идиотов». Они получают строго дозированную информацию и, одновременно с этим, инструкции – как себя вести, что говорить, за кого голосовать, что думать, что петь, подо что плясать… Поверь мне, они безопасны. Они опасны только друг для друга. Наверное, слышал о зомбировании?
— Подожди, подожди! Ты мне сейчас так мозг засоришь, что я о самом главном спросить забуду! – перебил его Марк.
— Во, как! О самом главном, значит! А я тебе о чём тут рассказываю, а? О том, как подсыпать Элеоноре в трусы перцу, чтобы она к тебе страстью воспылала, да?
— Да помню я эту хохму, помню… – смущённо улыбнулся Марк.
— Ты, похоже, кроме хохмы про Элеонору больше ничего не помнишь, а я тебе о деле говорю.
— Если бы ты говорил о деле, то ещё пятнадцать минут назад, когда ты, если так можно сказать – обнародовал своё открытие, рассказав о нём мне, уже тогда бы в здание ворвались бы вооружённые люди, чтобы нейтрализовать тебя, потому — потому, дорогой мой, что ты представляешь опасность для всего человечества! Понимаешь?!
Какое-то время Марк вопросительно смотрел на Густава, но, не выдержав спокойного взгляда гения, решил поторопить его с ответом, спросив:
— Ты это понимаешь?!
Сделав рукой жест, который должен был означать – подожди, я немного подумаю и скажу, Густав встал из кресла и, подойдя к окну, стал, как показалось Марку, наблюдать за медленно плывущими по небу облаками.
Так прошла примерно минута, по окончании которой Густав повернулся к собеседнику и, присев на подоконник, принял позу роденовского мыслителя.
— Ничего не понимаю, — промямлил он, массируя лоб пальцами.
— Что ты там бормочешь? – спросил его Марк, в голосе которого были отчётливо слышны интонации нервничающего человека.
Не сговариваясь, оба приятеля, как по команде, встали.
Густав посмотрел на Марка и, каким-то полным детского отчаянья и обиды голосом, произнёс:
— Мне казалось, что это вершина. Что моё открытие – это вершина. Что дальше человечеству только и надо будет, что — научится правильно визуализировать...
Вдруг погас свет.
За окном было светло, но свет в кабинете Густава горел сутки напролёт.
Тут же, вслед за освещением, погасли мониторы компьютеров.
На какую-то долю секунды стало так тихо, что каждый услышал последний удар сердца человека, находившегося рядом.
А в следующую секунду всё залил яркий белый свет, который оба физика запросто могли бы идентифицировать, как ядерный взрыв...